Содержание
За окном мело так, что Снежана передернула плечами, будто они, а не оголенные ветви деревьев, приняли на себя удар мороза и ветра. Обхватила локти ладонями, прижалась носом к стеклу. «Может, не идти?» — вильнула в голове хвостиком мысль-трусишка. Но традицию нарушать не хотелось. Равно как огорчать Верку… Вздохнув так, что нарисованная на окне снежинка чуть не растаяла, она пошла собираться.
Дурацкий мотивчик
Подъездную дверь открыла с трудом. Похоже, последние несколько часов никто не входил-не выходил, и снег воспользовался этим, чтобы прописаться на крыльце. Не то сползла, не то съехала с запорошенных ступенек и тоскливо обернулась. Когда придёт пора возвращаться, здесь уже будет Эверест. Дворничиха в запое с Нового года и вряд ли протрезвеет раньше Крещения. А альтруистов с лопатами нынче — ищи- свищи!
Кое-как выбралась на дорожку, утрамбованную не столько пешеходами, сколько машинами, нагло оккупировавшими дворы и буквально садящими на бампер зазевавшихся «безлошадных». Впрочем, сегодня стоило лишь благодарить тех, кто проложил колею в такую непогоду.
Поправив ремешок наплечной сумки, в которой знакомились припасы и подарки, Снежана двинула к остановке. Чтобы через 20 минут притопывания на холодном ветру в такт нескладушке собственного сочинения — «Дура-дура-дура! Ну почему не такси?!» — втиснуться в маршрутку.
— Ну ты, блин, как одни из наших бывших президентов! — «поздоровалась» Вера, помогая ей разгрузиться. — Постоянно опаздываешь…
— Да троллейбусы «сдохли», а маршрутку пока дождалась, — начала было оправдываться Снежана, но хозяйка её перебила:
— А про такси ты слышала? Ладно, давай скорей, все уже в сборе…
Отогревая руки под тёплой водой, а потом экстренно восстанавливая нарисованные черты лица, искажённые вьюгой, Снежана пыталась выбросить из головы назойливый мотивчик. Но тот, похоже, решил её сегодня не оставлять: «Дура-дура-дура! Зачем сюда припёрлась?!»
Возле зашторенного зала (согласно Вериному переосмыслению фэн-шуя, в квартире все комнаты должны быть занавешены — так каждая из них сохраняет свою ауру) Снежана остановилась. Сквозь толстые коричневые полосы ткани, по которым в беспорядке бегали геометрические фигуры, пробивался смех одноклассников. Не всех, конечно, а тех, кто:
а) проучился с ними с первого по десятый (таковых было всего 15);
б) не оборвал, спустя четверть века, связей (уже восемь);
в) готов был объяснить своей второй половине, почему Рождество надо встречать именно так, а не иначе.
К прошлому году в строю осталось лишь пятеро. Как-то будет сегодня?
Вздохнув на шторы так же, как недавно на окно, Снежана распахнула их и шагнула вперёд. В прошлое…
Одноглазый сюрприз
Её появление встретили нестройными хлопками, протяжными «О-о-о!» и «У-у-у!», а также возгласами: «А вот и Снежная королева!» и «Привет, Снежанка!». Она стояла, чувствуя спиной шторные прикосновения, а колотящимся сердцем — кости грудной клетки, кожу, лифчик и даже белый атлас блузы. Потому что, сфотографировав изумрудными глазами всю компанию, поняла — порыв остаться дома был не случаен.
Внутренний голос даже с погодой договорился, чтобы создать ей максимум препятствий на пути сюда. Но она прошла все преграды. И сейчас, того гляди, грохнется в обморок.
…Он сидел между четой Калиновских (Танька — «ихняя», супруг Максим найден ей через четыре года после окончания школы) и Петькой Горбушевым, который как был толстым рыжим скотиной, таким и остался — трижды разведённый начальник какого-то мясокомбината.
В отличие от Петра, Костя Щедров здорово изменился. Да только она узнала бы его даже после сотни пластических операций. А тут — всего лишь время, ну и, возможно, судьба.
Он был так же высок и красив. Но мальчик, а позже — юноша, которого она любила, которому отдалась в ночь празднования выпускного и который потом пропал на четверть века, умер. За столом сидел зрелый мужчина с пышными усами, небрежной, но расчётливой небритостью (она Косте была к лицу) и длинными, спадающими на плечи волосами, абсолютно ему не идущими. Чёрная рубашка с белыми черепами-пуговицами, золотая цепь с кулоном в виде штурвала. Повязка на левом глазу.
«Для полного пиратского комплекта ему не хватает только пистолета с дулом-раструбом и маниакально любящего пиастры попугая», — промелькнуло у Снежаны в голове. И эта весёленькая мысль стала тем якорем, который не дал сердцу выпрыгнуть из груди, а солидной даме за сорок — растянуться посреди комнаты… Которая после секунды тишины, вместившей в себя экскурс в годы школьного романа, минуты потери девственности и месяцы ожидания хоть какой-то весточки, ворвалась в уши звяканьем приборов и гулом голосов.
Шоу с ножом
Слава Богу или Верке, на правах подруги знавшей историю жизни Снежаны чуть ли не лучше её самой, опоздавшую не посадили напротив Кости. Их развели по разным углам стола, вместившего на этот раз десять «бэшников», которые столько же лет учились, ругались, мирились, любились и дрались в одном котле.
Кроме прошлогодних Веры, Снежаны, Тани, Петра и Олега (умничка, кандидат наук, отец троих детей), встречать «одноклассное Рождество» пришли Костя (впервые!), чета Крыничных (единственная пара, сложившаяся в их классе, но чрезвычайно редко появляющаяся на ежегодных посиделках) и две Оли — врач Синицына (со вторым мужем) и продавщица Лущенко (если верить Верке, с третьим любовником).
Снежана, козырно устроившись между Олегом и Андреем, мужем Веры, мило болтала с ними, не забывшими похвалить её фирменный закусочный пирог, перекидывалась словами с остальными и играла в молчанку с Константином. Она бы с радостью и не видела его, и не слышала, но глаза волей-неволей косились на тёмную фигуру, а раскатистый бас человека, разбившего её сердце, прокатывался по столу, как волны. На которых он, судя по рассказам, немало поплавал.
— Ну, Костя, не томи… Мы устали гадать, — высказала наконец общую мысль Вера, когда разгорячённая компания перечислила почти все корабельные должности, но так и не попала в ту, которую занимал Щедров.
— Значит, сдаётесь? — победно откинулся он на спинку стула. Все, включая Снежану, закивали головами.
— Я — кок!
Сначала заржал Андрей, а за ним, по цепочке, все остальные.
— Не верите? — Костя откинул со лба тёмную прядь с лёгким серебром седины. — Лады… Верунь, тащи сюда морковь, палочку колбасы и пару солёных огурчиков. Да, и доску разделочную прихвати.
Спустя пятнадцать минут одноклассники сгрудились вокруг Щедрова, который, ловко орудуя самолично подточенным ножом, шинковал морковь на кружки, сквозь которые можно было смотреть («Жизнь в оранжевом цвете — мечта некоторых политиков», — констатировал Олег, приложив к своим близоруким глазам шедевр кока), неуловимым движением руки сотворил из огурцов псевдобананы (на две трети очистил от шкурки, которую спустил вниз, завернув в трубочку) и полосовал колбасу не поперек, а вдоль, выдавая всем желающим аппетитные палочки («Слушай, а так вкуснее!», — восторгался знающий толк в еде Пашка, хлопая Костю по плечу).
— Это всего лишь нарезка, — пожимал плечами Щедров. — Мне бы на часик в кухню забиться, я вам такое сотворю!
…Снежана этого бахвальства уже не слышала. Тихо скользнула в коридор, оделась и, несмотря на протесты подоспевшей Веры, ушла.
Горячие объятия
Маяться дурью больше не стала. Вызвала из подъезда такси, чуть не уронив мобильник на заплёванные семечками и конфети ступеньки, и заняла пост у входной двери, зорко вглядываясь в чёрно-белую ночь.
Через десять минут из метели вынырнули шашечки, и Снежана рванула к ним, будто за ней гнались не тени прошлого, а демоны ада. Упала на заднее сиденье, выдавила из себя адрес и прикусила кулак, чтобы не расплакаться.
«Кто он тебе? — вопрошал внутренний голос. — Да никто! Разок поматросил — и бросил на четверть века! Ты за это время успела сходить замуж, развестись, родить ребёнка (в следующем году обязательно встречаем Рождество с Семёном — хватит ему отмечать Светлый праздник с бабушкой), создать свой косметический бизнес, потерять его и затеять новое дело… Ты сильная, успешная, одинокая волчица. Какого чрта ты бегаешь каждый год на эти встречи одноклассников? Надеясь, что ОН однажды появится? Ну, появился… И что?!
«И — ничего», — шепнула Снежана. А потом, для пущего убеждения, повторила громче: «И ничегошеньки!»
«Чего?» — подозрительно зыркнул на неё через зеркало заднего вида водитель.
«Ни-че-го!» — отчеканила она. И в третий раз подряд соврала.
…Ехали они не быстро — гололёд, да и пурга, так что Снежана даже успела задремать. Но когда машина остановилась, сразу пришла в себя, расплатилась, бодро выпрыгнула на улицу и побежала к крыльцу, удивляясь тому, что дорожка к нему расчищена. Даже ступеньки услужливо подставили ей под сапожки свои оголённые ребра. И она козочкой влетела на них… Чтобы столкнуться у подъездной двери с Костей.
Лопата шмякнулась в не до конца убранный из-под двери снег, а руки Щедрова поймали Снежану, готовую последовать за лопатой. Он сгреб ее, прижал к себе и скороговоркой ронял в пахнущие так же, как в школе — солнцем и мятой — волосы «Прости, прости, прости!»
Снежана умудрилась лишь пискнуть: «Как ты тут оказался?». Но он не счёл нужным объяснять, что гнал, как бешеный, на своем «джипе» (с обязательной лопатой в багажнике — зима у нас богата на неприятные дорожные сюрпризы), чтобы успеть перехватить её до того, как она спрячется в скорлупу подъезда, квартиры, кровати…
Костя целовал её волосы, щеки, а когда понял, что она не против — и губы, обнимая всё сильнее, будто хотел втиснуть её тело в своё и растворить в нём. Или самому раствориться в этой женщине, которую он бросил миллион лет назад. И любил всю жизнь.
Им очень многое нужно было сказать друг другу. Но это будет потом. А пока они просто стояли и целовались на морозе. Не замечая ничего, даже такой странности, как таящий исключительно вокруг них снег.
Александр Алдоев.
Покупайте электронные версии наших изданий
Подпишитесь на обновления сайта — получите спецвыпуск «Чеснок» в подарок!
Следите за нами в Facebook и Telegram
Читайте также:
