Бася

Рисунок Виктора Савилова
Рисунок Виктора Савилова
Реклама

С каждым годом мы становимся старше, что-то из своей жизни забываем напрочь, а что-то остается в памяти навсегда. Например, слова моей мамы: «Дай кусок хлеба голодному, и он тебя будет помнить». Она редко когда приносила домой хлеб целой буханкой — всегда надломленной: то собаке даст, то кошке. А если приносила хлеб ненадломленным, то говорила: «Сегодня знакомых не встретила».

Прохожие часто иронизировали: «Катюша, это твои за тобой бегут?»  Мама оглядывалась и, увидев на расстоянии двух-трех собачек, улыбаясь, отвечала: «Нет, мои — дома, а это — наши!» Просто эти «наши» помнили ее и, даже не будучи голодными, всегда сопровождали к дому, выражая тем самым благодарность.

… Давно это было, больше тридцати лет назад. Зимы тогда стояли теплые, как и теперь, хотя несколько недель выдавались суровыми — снежными и морозными. Вот однажды в такую снежную зиму поехали мы со знакомой в Феодосию. Просто так. Походив по магазинам, в ожидании автобуса пошли к морю, и, о Боже!.. Никогда до этого не доводилось видеть такого скопления лебедей: одни плавали, другие ходили по берегу, подходили к зевакам и дергали их за полы одежды, требуя таким образом угощения. Кто отщипывал от батона или хлеба кусочки и бросал им. Тут же образовывалась давка из птиц.

Нам их стало жалко. Мы купили по две буханки хлеба и возвратились на берег кормить птиц. За этим занятием я заметила одну, стоявшую в стороне с поджатой ногой. Казалось, ей было все равно, что творится вокруг. Решила подойти поближе. Это была самочка, лебедушка. Она стояла неподвижно и смотрела с такой болью в глазах, что я поняла: с птицей что-то не так, наверное, заболела.

Присев около нее на корточки, посмотрела в глаза и ахнула: они были голубые! Не серые, как обычно почти у всех, а цвета моря в ясную погоду, цвета бирюзы. Я так влюбилась в эти милые глаза цвета моря, тоски и боли. Отламывая кусочек хлеба, даю лебедушке: она смотрит на меня, потом на хлеб в протянутой руке и, протянув свою длинную шейку, осторожно берет клювиком кусочек.

В это время осматриваю птицу. Веко одного глаза, где должны быть реснички,  было разрезано и делилось на две половинки, а клюв сбоку был так деформирован, будто пассатижами прижали жесть, а потом повернули в разные стороны, получилось что-то похожее на лоток. Больше всего меня беспокоила ее нога. Нащупав ее в перьях, стала выравнивать. Лебедушка дернулась, но убегать не стала, а, положив свою головку на мое плечо, притихла. «Значит, болит ножка», — решила я. И действительно, нога выше колена была
вздута, зелено-желтого цвета, опухоль — как слива величиной.

— Охо-хо! — сказала сама себе. —  Нарыв у тебя, голубушка, надо резать. — Поднявшись, пошла к сумке, где лежали «инструменты» — я в тот день купила брату бритвенный станок и лезвия «Нева», а также тройной одеколон. Надя, моя знакомая, все сразу поняла, только спросила: «Ты сама или помочь?» — «Сама!»

Лезвие протерла одеколоном, опухоль тоже. Лебедушка вся сжалась, ее била мелкая дрожь. Она не вырывалась. По центру опухоли сделала крестообразный надрез — и наружу хлынул гной. Легонечко надавливая по краям, выдавила всё, обработала ранку одеколоном и отпустила ножку птицы. Она подержала ее на весу, посмотрела на меня  и …встала! Я продолжала с ней разговаривать, утешала, хвалила за мужество и следила за ее реакцией. Она, прямо как человек, сделала несколько шагов по берегу
и вернулась ко мне. Мы с Надей радовались за птицу.

На том и расстались. Дома, рассказав об этом случае маме, я не могла дождаться следующего дня. Утром, насыпав в сумку килограммов пять кукурузы, снова поехала в Феодосию. Прямо с автобуса помчалась на берег, переживая, найду ли свою знакомую?

Она стояла на том же месте. На обеих ногах! Радости моей не было предела. В глазах у лебедушки просматривался живой блеск и интерес к окружающему. Когда я протянула в руке  кукурузу, моя подопечная набрала её в рот и тут же затрясла головой, а кукуруза посыпалась на песок. Так продолжалось до тех пор, пока  не появилась маленькая красно-коричневая уточка и стала быстро собирать рассыпанное зерно. За этим занятием не заметила, как быстро пролетело время, а на станции отозвался поезд. Непроизвольно у меня вырвалось: «Ишь ты, каким басом загудел!» И здесь же, что называется, «прилепила» имя своей голубоглазой лебедушке — Бася! Так ее и стала с тех пор называть.

Ранка на ее ноге постепенно заживала, я  весь отпуск ездила и кормила ее и сородичей, хотя лучший кусок всегда был для Баси! Мы сидели с ней обнявшись, и неизвестно, кто кого согревал. Отпуск мой быстро пролетел, зима перешла в весну, все обитатели побережья разлетелись по озерам и заповедникам, где-то с ними была и моя Бася. Я не стала часто о ней думать, зная, что летом она голодной не останется.

…Прошло два года. Часто бывала на рыбалке, и у меня нет-нет, да и проскальзывала мысль: « Увидеть бы, узнала бы она меня?» И вот однажды едем с напарником на велосипедах, а на плесе лебедь плавает, один. Саша, смеясь, говорит: «Позови, может быть, твой?» Ну, я и позвала, а сама поехала дальше. От этого плеса до места, где мы ловили рыбу, было метров 300, не больше. Я оставалась на правом берегу, а Саша — на левом, таким образом мы видели, что у каждого за спиной творится, потому что опасались встречи с дикими кабанами, которые водились в этих местах.

Тени от тростника падали на воду канала почти до середины. Ожидая поклевки, взглянула на Сашу и застыла в недоумении — на воде, помимо всех прочих теней, была тень стоящей птицы. Большой птицы! Наверное, никогда в жизни я не поворачивалась так долго, как в тот момент. Боже мой, размахивая крыльями, на откосе стояла… Бася!

Прошло столько лет, а я даже сейчас не могу без слез вспомнить ту нашу встречу. Хватаясь руками за траву, вылетела наверх к этим зовущим крыльям. Обняв Басю, рыдала навзрыд, а она положила мне на плечо свою тонкую шейку и теребила клювом футболку. У птицы тот же разрез века, тот же клюв «корытцем» и, самое главное, — голубые глаза с черной бусинкой зрачка. Глянула на Сашу, а у того лицо покрасневшее и глаза мокрые.

Потом втроем обедали. Бася ела все подряд: и хлеб, и колбасу, и печенье, запивала чаем из крышечки термоса. А когда Саша принес пирожки с мясом — тоже не отказалась. Насытившись, вытянула шею и прислушивалась к чему-то, только ей одной ведомому. Потом взобралась на откос, разбежалась и поднялась ввысь. «Полетела!» — выдохнул Саша. Но Бася сделала над нами прощальный круг, и больше я ее потом никогда не видела.

Покупайте электронные версии наших изданий

Подпишитесь на обновления сайта — получите спецвыпуск «Чеснок» в подарок!

Следите за нами в Facebook и Telegram

Читайте также: